Неточные совпадения
Но не требовать этого, значит тоже ничего не требовать, оскорблять женщину, ее
человеческую натуру,
творчество Бога, значит прямо и грубо отказывать ей в правах на равенство с мужчиной, на что женщины справедливо жалуются.
Конфликт создается ложными притязаниями науки на верховенство над
человеческой жизнью, на способность авторитетно разрешать вопросы религии, философии, морали, на способность давать директивы для
творчества духовной культуры.
Активное
человеческое совершенствование и
творчество парализованы.
Я готов себя сознать романтиком вот по каким чертам: примат субъекта над объектом, противление детерминизму конечного и устремление к бесконечному, неверие в достижение совершенства в конечном, интуиция против дискурсии, антиинтеллектуализм и понимание познания как акта целостного духа, экзальтация
творчества в
человеческой жизни, вражда к нормативизму и законничеству, противоположение личного, индивидуального власти общего.
Творчество и объективация” и книга “Экзистенциальная диалектика божественного и
человеческого”.
Повторяю, что под
творчеством я все время понимаю не создание культурных продуктов, а потрясение и подъем всего
человеческого существа, направленного к иной, высшей жизни, к новому бытию.
Творчество и объективация», «Экзистенциальная диалектика божественного и
человеческого».
Только повышение свободной
человеческой ответственности и
творчества может повысить сознание незыблемой святыни церкви.
Мировая трагедия разрешится не только борьбой Христа с Антихристом, но и
человеческой свободой,
человеческим усилием и
творчеством.
Человечество, как бы предоставленное самому себе в делах этого мира, в историческом
творчестве культуры и общественности, беспомощно строило свою антропологию, свое
человеческое учение об обществе и о пути истории.
Ограниченность
человеческой природы превратила истину Христову в мрачную истину исключительного аскетизма, отвергающего всякое
творчество, так как не могла еще эта природа вместить полноты.
В Греции идея уже получает конечную форму и определение;
человеческое начало выступает и выражает свободно идею в определенных прекрасных образах и созданиях, то есть для себя бытие идеи, fur sich sein, в области идеального созерцания и
творчества.
— Нищее духом, оно бессильно в
творчестве. Глухо оно к жизни, слепо и немотно, цель его — самозащита, покой и уют. Всё новое, истинно
человеческое, создаётся им по необходимости, после множества толчков извне, с величайшим трудом, и не только не ценится другими «я», но и ненавистно им и гонимо. Враждебно потому, что, памятуя свое родство с целым, отколотое от него «я» стремится объединить разбитое и разрозненное снова в целое и величественное.
Теургическая власть дана человеку Богом, но никоим образом не может быть им взята по своей воле, хищением ли или потугами личного
творчества, а потому теургия, как задача для
человеческого усилия, невозможна и есть недоразумение или богоборство.
Поскольку это создание своего подобия есть общая и неотменная основа творения человека, его
творчество и вместе самотворчество, саморождение, определяет самое общее содержание
человеческой жизни.
Эта имманентная брачность
человеческого духа таит в себе разгадку
творчества, которое есть не волевой акт, но духовное рождение, как об этом свидетельствует и гений языка, охотно применяющего к нему образы из области половой жизни.
Хозяйство есть
творчество и не может не быть им, как всякое
человеческое делание.
Бог есть, откликаются бездны
человеческого сознания и
творчества.
Таково гносеологическое значение мифа: параллельно с дискурсивным мышлением и наукотворчеством, рядом с художественным
творчеством стоит религиозное мифотворчество как особая, самозаконная область
человеческого духа; миф есть орудие религиозного ведения.
И самая молитва всегда есть жертва Богу, жертвенное отдание
человеческой стихии, но постольку она есть и
творчество.
И не только каждое частное произведение
творчества, но и вся жизнь
человеческая должна стать обретением гениальной темы и талантливым ее исполнением.
Давно замечено, что каждый художник в
творчестве своем как бы отражает один определенный
человеческий возраст.
Есть две цели в социальной жизни — уменьшение
человеческих страданий, бедности и унижения и
творчество положительных ценностей.
Сталкиваются две точки зрения: 1) есть неизменный, вечный, разумный порядок бытия, он выражается и в порядке социальном, который создается не людьми и которому люди должны подчиняться, и 2) основы мировой и социальной жизни, пораженной падшестью, не вечные и не навязанные сверху, они меняются от
человеческой активности и
творчества.
Но так как
человеческая природа греховна, то
творчество искажается и извращается грехом, и возможно и злое
творчество.
Наоборот, эсхатологическая этика, основанная на апокалиптическом опыте, требует небывалого напряжения
человеческой активности и
творчества.
Отсюда вытекают субъективные права
человеческой личности — свобода совести, свобода мысли, свобода
творчества, достоинство всякого человека как свободного духа, как образа и подобия Божьего.
Но в этике
творчества может раскрыться новый конфликт между
творчеством совершенных культурных ценностей и
творчеством совершенной
человеческой личности.
То раскрытие ценностей
человеческой индивидуальности и ценности самой этой индивидуальности, которое ставит своей задачей этика
творчества, есть вместе с тем освобождение от нестерпимого страха личности за себя и за свою судьбу, страха, порождающего идолопоклонство и суеверия.
Она не увидела в Св. писании предписаний о
творчестве, а понятны для нее были прежде всего предписания и нормы, она не вникла в смысл притч, не поняла призыва к
человеческой свободе, хотела знать лишь откровенное, а не сокровенное.
Без материала страстей, без бессознательной стихии жизни и
творчества человеческая добродетель суха и смертельно скучна.
Оно источник болезней человека, его конфликта с сознанием, и оно же источник
творчества,
человеческого вдохновения,
человеческой силы воображения.
И вместе с тем иезуитизм есть рабство
человеческой воли и отрицание
творчества человека.
Социальная обыденность, имеющая дело с массовыми и средними величинами, пресекает всякий взлет
человеческой души вверх и приспособляет к своим целям все — и любовь, и мистику, и
творчество.
Только этика
творчества может победить искалечение и иссушение
человеческой души отвлеченной добродетелью, отвлеченной идеей, превращенной в норму и правила.
Поэтому этика
творчества учит о мучительных борениях
человеческого духа.
Есть огромная разница в том, чтобы признать священными помазанные священные чины и освященные предметы, и том, чтобы признать священными — самый
человеческий субъект, его святость, его
творчество, свободу, любовь, справедливость, братство, знание, красоту души и т. п.
Когда мы говорим на нашем несовершенном
человеческом языке о
творчестве из ничего, то мы говорим о
творчестве из свободы.
Эта мистика, в сущности, не знает ни Божьего
творчества, ни
творчества человеческого.
Так новый мир идет к
творчеству, но
творчества в нем не было еще и не могло быть до космически-антропологического поворота, до великой религиозной революции в
человеческом самосознании.
Творчество будет продолжать творение, в нем раскроется подобие
человеческой природы Творцу.
Философия и наука есть неудача в творческом познании истины; искусство и литература — неудача в
творчестве красоты; семья и половая жизнь — неудача в
творчестве любви; мораль и право — неудача в
творчестве человеческих отношений; хозяйство и техника — неудача в творческой власти человека над природой.
В
творчестве «культуры» сказывается лишь трагическая двойственность
человеческой природы, рвущейся из оков необходимости, но иное бытие не достигается.
Все жизненное учение старца Амвросия, полное недоверия к человеку, к его
творчеству, к его мировой задаче совершенствования, основано на том, что «конечное и совершенное совершенство достигается на небе, в будущей бесконечной жизни, к которой кратковременная земная жизнь
человеческая служит лишь приготовлением» (с. 151).
История философского самосознания и есть арена борьбы двух устремлений
человеческого духа — к свободе и к необходимости, к
творчеству и к приспособлению, к искусству выходить за пределы данного мира и к науке согласовать себя с данным миром.
Коренной двойственности
человеческой природы, ее принадлежности к двум мирам, соответствует двойственность искупления и
творчества.
Силы, исключительно приверженные закону, не понимают и не принимают той высшей правды, что
творчество — уже большее, чем первоначальное послушание воле Божьей, что Бог сам возжелал откровения воли
человеческой.
Творчество его раскрывает впервые бесконечно сложный и многообразный
человеческий душевный мир, мир
человеческих страстей, шипучей игры
человеческих сил, полный энергии и мощи.
Есть трагический антагонизм между человеком совершенным как делом Божьего
творчества и
человеческим совершенным
творчеством как делом активности самого человека.
Все
творчество Достоевского есть изобличение этой клеветы на
человеческую природу.